Когда началась война, Тоне ещё не исполнилось и 18-ти. По возрасту она не могла быть призвана, но добилась, чтоб её включили в состав только что сформированной 51 армии работником военной цензуры. Цензоры вымарывали в письмах сведения, содержащие военную тайну о дислокации частей или предстоящих задачах и распространявшие панические слухи. У каждого военного цензора был свой номерной штамп, который ставился на обороте конверта и означал, что письмо проверено.
Вместе с нашими войсками Тоня сначала отступала из Крыма на Кубань. А потом с керченским десантом под новый 1942 год высаживалась на крымское побережье. Шла по льду. Запомнила, как морпехи выпрыгивали в шугу по пояс и сразу же вступали в бой.
Кто тогда знал, что этот десант не сможет удержать взятый плацдарм, отступит обратно на Кавказ. А личный состав армии не успеет полностью эвакуироваться через Керченский пролив. И около 30-ти тысяч бойцов, раненых и местных жителей окажутся в Аджимушкайских каменоломнях. Не сдадутся, будут сопротивляться до последнего, и погибнут, отравленные газом, который фашисты пустят в подземные катакомбы. Тоня находилась вместе с ними, но в последний день эвакуации на рыбацком баркасе вместе с печатями и секретными документами была вывезена на большую землю.
Свою военную службу Антонина Григорьевна накрепко связала с отделом контрразведки «Смерш» 51-й армии, где прошла путь от военного цензора до сотрудника спецчасти по работе с секретными документами, носителя гостайны. Вместе с армией отступала до Сталинграда. А потом наступала с нею на Донбасс. По роду службы ей пришлось увидеть такое, что довелось не каждому бойцу.
Представьте, каково 20-летней девушке было оформлять документы о зверствах фашистов в том же Краснодоне. Фиксировать военные преступления гитлеровцев, массовые казни. Как можно было смотреть в глаза родителям молодогвардейцев, когда тела их детей, тониных ровесников, доставали из угольных шахт? Тогда она навсегда запомнила, что значит фашистская идеология, позволяющая творить любые злодеяния. Было страшно уже не за себя, а за своих родителей, оставшихся в оккупированном Симферополе.
Потому освобождение Крыма 9 мая 1944 года было для неё праздником, сравнимым разве что с Днём победы, наступившим ровно через год. Его она встречала в Прибалтике, где контрразведчики воевали с националистами, не смирившимися с поражением фашистов.
Потому что мы - люди
Антонина Григорьевна сполна узнала за четыре года войны, насколько она жестока. И как непросто здесь остаться человеком. Помнила, как при отступлении из Керчи солдаты цеплялись за борта баркасов с ранеными, чтоб спастись на нашем берегу, а их свои же били по рукам прикладами, чтоб баркас не затонул от перегруза. Как «смершевцы» отделяли «самострелы» от боевых ранений.
Впервые расстрелянных фашистами крымчан она увидела ещё в январе 1942-го неподалёку от в первый раз освобождённой Керчи. У посёлка Багерово во рву были свалены трупы евреев, коммунистов и военнопленных. Больше пяти тысяч человек. Документировала она и военные преступления по отношению к мирному населению Донбасса в 1944-м. При ней доставали из шахт тела убитых замученных людей.
А после освобождения Крыма близ её родного Симферополя в противотанковых рвах были найдены трупы тысяч убитых мирных жителей, представителей еврейского населения. Выяснилось, что немцы сообщали им, что будут куда-то переселять, предлагали взять с собой только самое ценное и еду на два дня. Собирали всех во дворе мединститута, отбирали золотые вещи, вывозили к противотанковым рвам и расстреливали.
В этих рвах Тоня нашла тело своей подруги-ровесницы Розы Баранчик, её старой матери и беременной старшей сестры, зажавшей в руке недошитую распашонку для так и не родившегося малыша.
В Прибалтике «смершевцы» прочёсывали леса и сёла в поисках «лесных братьев», по ночам убивавших солдат красной армии. Выяснилось, что националисты, ранее служившие гитлеровцам, не скрывались. Днём жили на хуторах и были лояльны к русским. А по ночам, как оборотни, выходили на охоту за нашими военными.
Да, Тоня знала такие подробности, что иногда её захлёстывала ярость. Но и в самые тяжёлые моменты рядом с ней находились люди, умевшие вовремя помочь, подсказать, научить. Она навсегда запомнила, как в декабре 1941-го, на Тамани, отстав от своей части, была вынуждена ночевать в помещении почты, забитом храпящими красноармейцами. Не то что лечь, ступить было некуда. Шинель и ботинки промокли насквозь. Она стояла у входа, когда из темноты услышала, как ей сказал какой-то пожилой боец:
- Дочка, иди на мой голос, тут есть место. Сними ботинки, портянки положи сверху на ноги: и ногам тепло, и портянки высохнут. На шинели сзади хлястик отстегни, тогда можно лечь на одну её полу, а другой сверху укрыться.
Утром этого бойца рядом уже не было, она так и не увидела, кто преподнёс ей этот урок солдатской мудрости.
Под Сталинградом в землянке, где Тоня была единственной девушкой среди десятков мужчин, для неё вырубили отдельную «келью» с земляной лежанкой, а вместо подушки дали ватные штаны.
К ней относились бережно, как к дочке или младшей сестрёнке. Каждому хотелось оставаться человеком в нечеловеческих условиях.
Правда и справедливость – это то, от чего нельзя отступать ни при каких условиях
Послевоенная карьера для Антонины Григорьевны складывалась в соответствии со службой мужа, офицера «Смерша» Григория Буяновского. Когда в 1949 году его перевели в Оренбург, она работала и в секретной военной типографии, и в совнархозе, и в облисполкоме. Специалист, умеющий вести документы под грифом «секретно», был нужен везде.
Во время испытаний атомной бомбы на Тоцком полигоне ей пришлось несколько дней и ночей провести в типографии вместе с маленьким сынишкой. Муж – в командировке, а печатать приказы и директивы приходилось срочно и круглосуточно.
Её всегда отличала активная жизненная позиция. В 1980-х Антонина Григорьевна была избрана в оренбургский городской совет ветеранов, являлась почетным членом ветеранской организации Управления ФСБ России по 31 ракетной армии, ежегодно проводила встречи с молодыми сотрудниками Управления, помогала им постигать азы профессии, оказывала неоценимую помощь в патриотическом воспитании нового поколения контрразведчиков.
Антонина Григорьевна была убеждена, что в настоящее время, когда отдельные «историки» пытаются пересматривать итоги Великой Отечественной, свидетельства очевидцев становятся особенно дороги. Правда и справедливость – это то, от чего нельзя отступать ни при каких условиях.
Так, в Берлине на 60-летии Победы, она вступила в спор с немкой, сказавшей, что России пора изменить своё отношение к Прибалтике и Польше. И хватит праздновать Победу. Будучи прямым свидетелем тех страшных событий Антонина Григорьевна напомнила, как «лесные братья» с латышских и литовских хуторов по ночам убивали наших военных уже после окончания войны. Как в СССР ещё хлеб был по карточкам, а в Варшаве на наши деньги строили университет. Так что праздник Победы мы заслужили кровью миллионов своих граждан. Именно поэтому мы вправе, обязаны и будем его отмечать всегда, не оглядываясь на Европу.
Антонина Григорьевна Буяновская ушла из жизни в сентябре 2019 года, память о ней навсегда останется в наших сердцах. ПОМНИМ! ЧТИМ! ГОРДИМСЯ!
УФСБ России по 31 ракетной армии